пор не поняли, то скоро поймете. Александр Борисович, задержанного проверяли, оружия нет? Не проверяли?! Обыщите и доставьте в мой кабинет.
Гора свалилась с души шпиона-валютчика! Пока его обыскивали, везли на Лубянку и вели по ее длинным коридорам, Николай продумал разговор с Егорычем. Какая удача, что в будущем он дружит с дежурящим сегодня контрразведчиком!
[1] – Так и было. Копировальная техника была под строгим контролем, располагалась в помещениях с ограниченным доступом, защищенным не меньше, чем помещения касс. Пользоваться аппаратом имел право только специально выделенный для этого работник.
[2] – англ. Привет, Эдуард, это твой друг Ник.
[3] – РАФ, марка советского микроавтобуса, выпускавшегося в Риге.
[4] – ГГ вспомнил сцену из сериала «Семнадцать мгновений весны».
[5] – Именно так и было в СССР. Операции с валютой относились к категории тягчайших преступлений.
[6] – Второе главное управление КГБ СССР занималось контрразведывательной деятельностью, ловило в стране иностранных шпионов.
После того как Николай остался с молодым Егорычем с глазу на глаз и были завершены формальности, майор начал допрос:
– Еще раз хотелось бы услышать, Николай Иванович, вашу историю: кто вы, откуда, постарайтесь объяснить происхождение обнаруженных у вас документов и предметов. Готовы?
– Егорыч! Тебе Продольный пересказал мою, как он считает, легенду?
– Гражданин Регеда! Попрошу вас не переходить границ. Если мы общаемся с вами вежливо, это не значит, что не можем говорить по-другому!
– Ладно, ладно. Я просто не хочу зря терять время… Говорил он про будущее, про путешествие во времени?
– Говорил.
– В этом самом будущем мы с тобой друзья, самые близкие партнеры по бизнесу, я могу это доказать.
– Послушайте, гражданин, предупреждаю в последний раз! Если вы не начнете проявлять уважение к представителю органов, это станет для вас серьезным отягчающим обстоятельством. И еще для вашего сведения добавлю, раз уж вы решили изображать из себя невменяемого: принудительное лечение не легче тюремного заключения, как раз напротив. Впрочем, я ни на чем не настаиваю, выбор за вами: просто отбывать срок или лечиться в психушке.
– Да что ж ты будешь делать! – Николай театрально всплеснул руками. - Я не хотел, но, как вы говорите – выбор за вами. Жаль, конечно, травмировать вашу неокрепшую психику, но раз ВЫ настаиваете… Я расскажу вам две истории из вашей жизни, которые, как вы, наверняка, были убеждены до этого момента, известны только вам. Так вот, когда-нибудь, в далеком… 2005 году вы расскажете о них мне, будучи во сильно хмелю. Может быть, после этого вы отнесетесь к моей «легенде» серьезнее. Готовы выслушать?
– Попробуйте, - Егорыч внутренне скривился, ожидая поток бреда больного воображения, впрочем, внешне это никак не проявилось.
И Николай рассказал то, что когда-то услышал от Егорыча.
Полковник запаса, в силу своего профессионального прошлого, всегда был скрытным, особенно в отношении своей личной жизни.
Но однажды они летали вдвоем на рыбалку в Норвегию, во фьорды. Рыбалка была удачная, природа потрясающая, они крепко выпили, и Егорыча развезло, как никогда. В порыве пьяной потребности излить душу, он выложил Николаю две свои тайны: об обломе во время первого сексуального опыта и о том, как он сдал своего одногруппника начальству Школы за гомосексуальное домогательство. Впрочем, в этой истории основной тайной было то, что Егорычу домогательства были отнюдь не неприятны, более того, вспоминая этот инцидент впоследствии, он почти всегда сожалел, что не попробовал.
Когда Егорыч вываливал все это на голову Николая, то говорил страшно заплетающимся языком, но так подробно, что Николай ясно видел и синий горошек на платье несостоявшейся любовницы, и родимое пятно на щеке несложившегося любовника. Николай от такой шокирующей откровенности аж протрезвел, а Егорыч в конце концов просто вырубился.
Теперь Николай все это старательно воспроизвел молодому, который сидел с каменным лицом, не выдавая мимикой своих эмоций. Только смертельная бледность выдавала его напряжение.
«Школа есть школа!» - с уважением подумал Николай.
После долгой паузы Егорыч заговорил.
– Невероятно. Кроме меня никто не знал об этом… получается, перемещение во времени возможно… да нет, не может быть! Но откуда? Я не мог это сам вам рассказать! А главное, зачем?!
– Не знаю, ты пьяный был. Наверное, долго копил в себе, надоело в себе носить. На тот момент ближе меня никого не оказалось. А сейчас, Леша, если дашь мне телефон, то сможешь поговорить с собой в 2009 году.
– Это радиотелефон?
– Да.
- И вы хотите сказать, что этот телефон может звонить сквозь время?
- Именно так.
- Все, что вы мне тут наговорили – полный бред! – вдруг жестко произнес Егорыч. – Вы просто морочите мне голову!
После этой эскапады он стал быстро писать на листке, затем показал написанное Николаю: «Выходим на улицу, здесь все пишется.» А вслух сказал:
- Придется нам проехать в одно заведение, проверить степень вашего психического здоровья, может быть там вам помогут что-нибудь более реальное припомнить.
Когда они вышли на улицу, младшо́й предложил отъехать подальше от Лубянки, так как тут все еще и пеленгуется одновременно с записью.
– Вот уж этого точно опасаться не стоит, - парировал Николай. – У этого аппарата цифровая кодировка сигнала и пакетная передача данных. Наш разговор смогут расшифровать лет через 20, и только при наличии ключа. Давай уже позвоним тебе, что б ты окончательно во всем убедился.
***
Они сели в машину Егорыча-младшего, Николай открыл вкладку недавних звонков и набрал знакомый номер. Егорыч-старший ответил на первом же гудке.
– Ну, слава богу! Я уже переживать начал, вдруг, думаю, ты с младши́м общий язык не нашел. Значится, рассказал мне о моих тайнах, которые я тебе слил?
– Да. Так ты… – Холодный пот прошиб Николая, во рту появился металлический привкус.
– Слава яйцам! Догадался. Все, что с тобой происходит сейчас, случилось со мной давным-давно. Все годы я ждал этого дня. Передай-ка мобилу младшо́му. И знаешь, Коля, ты там не дури. Будешь делать все, как я говорю, вернешься назад, и все будет хорошо. И бабу эту твою, Веру, кажется, никто не тронет, услышал меня?
– Услышал.
– Что?! Громче говори, услышал?!
– Услышал!
– Вот и ладушки. А теперь передай мне телефон.
Николай горбился на пассажирском кресле «копейки». Все прошлые странности, непонятные и необъяснимые факты и действия партнера кусочками отвратительной мозаики сложились в страшную картину.